ИКО "Карелия" - Е.А.Балашов "Донационные земли"

Е.А.Балашов.
Донационные земли.
(Текст выступления на конференции, посвященной юбилею Ленинградской областной универсальной научной библиотеке. Составлено по материалам, прелоставленным Д.И. Ореховым. Докладчик Евгений Александрович Балашов.)

            В качестве награды за ратную службу русская военная аристократия получала наделы на завоеванных территориях, так называемые дарственные (или донационные, от лат. "donatio" - "дарение, приношение в дар") земли. Присоединенная в ходе Северной войны к Российской империи Выборгская провинция управлялась вначале по старым шведским законам, даже шведский язык был сохранен как официальный, и прежнее административно-церковное деление на волости и приходы сохранялось без изменений. Многие волости или части волостей были переданы в качестве дарственных земель российским вельможам. Местные крестьяне фактически переходили на положение крепостных.
            Одно из первых донационных поместий было создано на территории волости Муолаа согласно указу Петра от 21 июля 1710 г. Первый комендант Выборга, полковник Григорий Петрович Чернышев, получил в свое владение 92 крестьянских двора. Эта донация была урезана в 1720 г., и за Чернышевым оставлены только 34 двора. Правда, в дальнейшем, согласно поземельным книгам 1728 года, генерал-лейтенант и губернатор Выборгской губернии Чернышев владел 432 дворами. Усадьба поместья находилась сначала в Пуннусниеми, а затем была построена новая усадьба в Пяллиля на восточном берегу озера Искъярви (ныне оз. Вишневское), там, где сейчас находится поселок Вишневка. Г.П. Чернышев завещал имение своему старшему сыну, действительному тайному советнику и члену Сената Петру Чернышеву, после смерти которого в 1773 г. оно перешло к его вдове, Екатерине Андреевне Ушаковой, и ее детям. В 1780 г. наследство было поделено, и донационное имение в Муолаа перешло в собственность супруги князя Владимира Борисовича Голицына, "влиятельной дамы" Наталии Петровны Голицыной, урожденной Чернышевой.
            В 1720 году волость Уусикиркко по указу царя была дарована адмиралу Корнелиусу Крюйсу, переменившему голландское подданство на российское и получившему в 1719 году звание вице-президента Адмиралтейств-коллегии Российского флота. Все крестьяне обязаны были платить ему подати. Земли волости впоследствии унаследовала его вдова, по смерти которой они перешли в подчинение Артиллерийскому ведомству и осваивались как часть территорий Сестрорецкого оружейного завода. Начиная с этого времени все прежние подати были заменены принудительными работами на заводе. Производству главным образом требовался лес и древесный уголь; на заготовке этого сырья и работали жители всех деревень волости. Надзор за работами осуществляли специально назначенные инспектора, приказы которых десятники доводили до сведения крестьян.
            В 1798 г. владельцу стекольных заводов Якобу Лунду было пожаловано в собственность донационное поместье Роккала волости Йоханнес.
            Волость Пюхяярви была поделена между несколькими помещиками. Деревни Петяярви и Саккола достались наследникам барона Петра Фредерикса, управителем там состоял подпрапорщик Вебер; имение Таубила принадлежало барону Андрею Фредериксу; деревня Сортанлахти волости Пюхяярви относилась к землям канцелярии Его Императорского Величества; деревня Иваскансаари находилась в собственности коронного ленсмана Бруммера, деревни Конница и Киимаярви были во владении статского советника и кавалера Гавриила Васильевича Пефта.
            Деревни волости Кивеннапа относились к Артиллерийскому ведомству и были приписаны Сестрорецкому оружейному заводу. Представителями правления завода являлись подполковник Пихелштейн и управляющий Линдуловской мызою и Красносельской вотчиною г-н Геннинг. Рядом с землей Сестрорецкого оружейного завода находилось и имение графини Салтыковой. На обширных пространствах линдуловских донационных помещичьих земель располагалась и знаменитая лиственничная Корабельная роща, которая и поныне сохранила свое прежнее наименование - Линдуловская роща. Деревни волости Валкъярви принадлежали коммерческому советнику Михаилу фон Бландову. В волости Рауту деревня Сумбула находилась в собственности отставного полковника и кавалера Фока, а деревня Лейникюля принадлежала надворному советнику Андрею Ивановичу Краммеру.Положение проживавших на донационных землях местных крестьян поначалу было не совсем уж и плохим, если сравнивать с положением крепостных крестьян в других районах Российской империи. Владелец поместья имел право взимать с них только определенные налоги, из которых он удерживал в свою пользу, а остальную часть перечислял в казну. Остальные права крестьян оставались неприкосновенными. Однако со временем их статус становился все более напоминающим тяжелое и зависимое положение русского крепостного, хотя новые власти все же и старались соблюдать принципы шведо-финляндского законодательства и общественного устройства. Тем не менее, свойственный русским вельможным господам образ мышления, выражавшийся в стремлении устанавливать свои порядки, дабы еще больше эксплуатировать зависимых людей и глумиться над ними, становился все более определяющим. На практике это выражалось, в частности, в непоследовательности при составлении дарственных документов, что свидетельствовало, в частности, о том, что даже самые высокие представители властей не всегда помнили о той разнице, которая отличала российское понятие права от шведо-финляндского. Следствием этого были постоянные судебные тяжбы и натянутые отношения между владельцами поместий и крестьянами донационных (дарованных) земель.
            Разумеется, такое положение дел способствовало только дальнейшему ухудшению положения крестьян на Карельском перешейке и усилению их зависимости от помещиков. Владельцы поместий в Муолаа были в большинстве своем высокопоставленными и знатными лицами, владевшими большими поместьями и в других районах России. Ведение дел в поместьях они поручали управляющим и в большинстве случаев довольствовались только общим наблюдением за их работой. Управляющие же, которые были из России, конечно же, и не стремились особенно считаться с положениями шведо-финляндской правовой системы, определявшей жизнь местных крестьян до завоевания этих территорий Петром Первым, поскольку эта система была им чуждой и малопонятной.
            Владелец поместья редко бывал в усадьбе, поскольку большую часть своего времени проводил за границей. Проживавший в Петербурге "дворецкий", француз по происхождению, вел его дела, а в Пяллиля был назначен управляющий, который практически единолично и полностью распоряжался делами в поместье. Крестьянин-арендатор должен был выплачивать помещику денежный налог, выполнять поденные работы как личным участием, так и с использованием своих лошадей в течение определенного количества дней и, кроме того, возить грузы в Санкт-Петербург. Количество обязательной работы зависело в основном от площади обрабатываемых полей, а также от количества совершеннолетних членов семьи. Обычно для проживавших недалеко от усадьбы назначалось больше поденных работ, чем для тех, кто жил подальше. А если хозяева усадьбы узнавали, что кто-либо из крестьян становился более состоятельным, то и налог с него начинали взыскивать уже более значительный. Даже законом нельзя было ограничить власть хозяев и управляющих, поскольку они всегда, пригрозив недовольным принудительным выселением, поскольку закон давал помещику такое право, имели возможность держать крестьян в повиновении. В период донационного помещичьего землевладения повинности, которыми облагались крестьяне, практически не имели какого-либо определенного верхнего предела, а посему помещики и их управляющие вовсю и бесцеремонно пользовались своим правом взимания повинностей ради сиюминутного удовлетворения своих недальновидных потребностей.
            4 июня 1838 года все крестьяне, приписанные к поместью Пяллиля, были созваны в усадьбу для объявления им о тех выплатах, которые надлежало отныне совершать в пользу помещика. Первым делом крестьянам был предложен письменный договор-контракт, который они должны были подписать, однако с их стороны последовал отказ. Тогда владелец поместья князь Голицын объявил о том, что каждый арендатор, который исправно выполняет работы по содержанию строений усадьбы и обработке относящихся к ней полей и лугов и не валит без надлежащего разрешения лес на свои нужды или на продажу, может спокойно продолжать жить в своем доме и заниматься хозяйством, если будет уплачивать налог в размере 20 рублей серебром с каждой 1/12 мантала* и, кроме того, выполнять в пользу поместья "конные и пешие" работы в соответствии с "ревизской запиской" 1728 года. Кроме того, каждый дворохозяин должен был делать две ездки в город. При невыполнении объема поденных работ должна была вноситься компенсация деньгами. Никто без разрешения князя или его управляющего не должен был производить раздел своего хозяйства, а также селить на своей земле торпарей (безземельных). На основании этого объявления были определены налоги и другие повинности для всех арендаторов поместья Пяллиля. В 1846 году было обнародовано новое уведомление, в котором налоги и повинности определялись с более четким обоснованием. Князь Борис Голицын сообщал в 1862 году в своем письме в Сенат о том, что его арендаторы платят в среднем 14 рублей 10 копеек со ста, то есть с каждой 1/12 мантала, и что размер платежей не менялся в течение 18 лет.
            Примерно с 1850 года управляющим в имении Пяллиля был Василий Волков (местные жители в силу трудности для проговаривания последних звуков фамилии называли его "Вoлка". Это был сын русского крепостного крестьянина, который в молодости приехал в Пяллиля простым рабочим-строителем. Сначала поступил на службу к Назарову - зажиточному арендатору, который 28 августа 1853 г. оформил взятие в артиллерийском департаменте в аренду на 25 лет принадлежавшие Сестрорецкому оружейному заводу земли Кююрёля (часть района Муолаа), а впоследствии по его рекомендации стал управляющим имения Пяллиля. Поднявшись до положения господина, "Волка" никогда не упускал случая показать свою властную натуру. Жалости и сострадания к крестьянам-арендаторам он никакой не испытывал, если они не выполняли его указаний, какими бы несправедливыми они ни были. Гарцуя на белом коне, объезжал "Волка" господские угодья с плеткой в руке, которой он прохаживался по спинам тех, кто, по его мнению, не очень ретиво выполнял трудовую повинность, не щадя при этом и пожилых людей.
            Блюдя интересы хозяина имения, не забывал он и о своих. Узнав, например, что у кого-либо из арендаторов-крестьян есть хорошая лошадь, он безо всяких церемоний просто-напросто забирал ее себе, заплатив при этом владельцу столько, сколько сам считал нужным. Если кто-то возвращался с рыбной ловли и привозил хороший улов, то часть рыбы надо было непременно отдать Волкову, иначе рыбак мог иметь серьезные неприятности. Если крестьянин без разрешения управляющего привозил для своих нужд ствол дерева из леса, Волков вызывал его в усадьбу, бил наотмашь по лицу и говорил: "Заплатишь столько-то и столько-то, а иначе я тебя выселю с надела". Уплаченные деньги шли, разумеется, Волкову в карман.
            Такое обращение вызывало, конечно же, недовольство крестьян, многие управляющего просто ненавидели. Зная это, Волков старался без особой надобности не ездить по имению в темное время. Панический страх охватывал его, когда навстречу ехал незнакомец, и тогда Волков приказывал кучеру гнать во весь опор. Хотя попыток убить Волкова крестьяне Пяллиля не предпринимали, но все же несколько раз его колотили, а однажды трое мужиков, нарядившись привидениями, избили управляющего в темной бане.
            В апреле 1862 года крестьяне составили и направили царю письменную жалобу, в которой, в частности, говорилось: "… Наш нынешний управляющий имением, из России, сын освобожденного крепостного Василий Волков известен необычайно жестоким и противоправным поведением; в этом мы нисколько не хотим винить Князя Голицына, который, может, об этом и не знает вовсе, ибо здесь он никогда не бывает… для нас было бы большим счастьем, если бы этого управляющего у нас не было". Узнав о жалобе крестьян, князь Голицын посылает барону Рокоссовскому, в то время генерал-губернатору Финляндии, письмо, в котором настойчиво отрицает факты, указанные в жалобе крестьян, и пишет: "… Волков очень старается, чтобы дела в имении шли хорошо… у Волкова под началом 5000 крепостных, и жалобщик среди них один … крестьяне требуют для себя слишком много привилегий". Губернатор Выборгской губернии Индрениус свидетельствует в своем письме, направленном 5 октября 1863 г. генерал-губернатору, что когда он побывал вместе с князем Голицыным в Пяллиля, его встречала целая депутация крестьян, которые настойчиво требовали убрать Волкова. Губернатор упоминает, в частности, что в разговоре наедине он сказал князю о том, что управляющий должен уважать местные обычаи и не быть деспотом по отношению к крестьянам. Тем не менее, князь не стал увольнять своего управляющего. В документах имеется пометка о том, что дальнейшее рассмотрение дела прекращено 11 / 23. Х. 1863 г.
            Из десятников (руководителей работ) Василий и Александр были русскими, но к крестьянам все же покладистыми; также был Линдберг - финляндский швед, причем злобный по натуре, с которым в одно время был десятником Яакко Хяннинен, и, наконец, эти обязанности исполнял Риету Тондер. Кроме того, у Волкова в разных местах были свои информаторы, которые следили за настроениями среди крестьян и постоянно докладывали своему покровителю о том, какое у них материальное состояние и кто стал жить побогаче. С помощью этих шпиков "Волка" знал также, как работают десятники, однако случалось и так, что те в случае каких-либо упущений давали шпикам взятки, чтобы избежать наказания, и Волков получал неверные сведения.
            Другим известным землевладением, созданным в русский период на территории Муолаа, было поместье Куусаа, к которому были приписаны крестьянские хозяйства в деревнях Куусаа (ныне Климово, Папоротниково, Дубки и Пчелино), Мяяттяля, Муолаа (Искра), Ойнала, Хотокка (Стрельцово), Копрала (Гранитное) и Пёлляккяля (Барышево).
            Если в Пяллиля всеми делами в поместье и в усадьбе распоряжался управляющий, то в Куусаа ведением хозяйства занимался лично сам владелец. Причем к крестьянам он относился значительно более гуманно, если сравнивать с тем, что творилось в Пяллиля. Во всяком случае о рукоприкладстве со стороны хозяев история не упоминает.
            Физические наказания применялись достаточно часто. Во многих деревнях устраивались специальные места для проведения экзекуций. Обычно они выполнялись при помощи кнута или ивовых прутьев, смоченных в соленой воде. Такие воспитательные меры часто оставляли на теле у жертвы тяжелые увечья на всю жизнь, а иногда случались и смертельные исходы. Память о тех далеких временах нашла свое отражение и в топонимике. Так, например, в волости Рауту (ныне Сосново) была деревня с названием Орьянсаари, что в переводе означает Остров рабства. В некоторых местах Карельского перешейка имеются холмы, которые назывались Орьянмяки - Холм раба. По-видимому, когда-то там находились столбы, к которым привязывали провинившихся крестьян, или избы, где содержались невольники. Крестьяне перешейка пытались сопротивляться крепостническим прядкам взывая к судопроизводству, но это во всех случаях приводило к противоположным результатам. Из этой борьбы помещик всегда выходил победителем. В пользу последнего у крестьян частенько изымались лучшие пахотные земли, на которых этим же крестьянам приходилось обрабатывать барщину. Помимо прочего в обязанность крестьян входило содержание в своих домах русских солдат в качестве постояльцев. Хотя официально крестьяне были освобождены от кормления этих постояльцев, тем не менее, им приходилось делать это довольно часто. Правда через 20 лет в областях Южной Саво и Кюмийоки, которые отошли к России после 1743 года, были построены казармы и русские войска переместились туда.
            Во многих местах и лесные угодья стали также недоступными для местных жителей, поскольку заготовку древесины и строительных материалов в них можно было проводить только с разрешения хозяина. Самовольная рубка приравнивалась к воровству и сурово каралась. Огромные лесные массивы принадлежали Сестрорецкому оружейному заводу и охрану их осуществляли казачьи патрули. Одно из предписаний руководства завода даже запрещало любые самовольные переезды крестьян с территорий, подчиненных заводу, без особого на то разрешения. Таким образом, жители бывшей шведской Карелии постепенно оказались практически на положении крепостных.В 1811 году по указу Александра I Выборгская губерния была возвращена в состав автономного Великого княжества Финляндского. Это событие принесло значительное облегчение положению местных крестьян, хотя и не устранило полностью все несвободы российского жизненного уклада. Но безраздельному господству российских владельцев на Карельском перешейке все же пришел конец. Их права были несколько ограничены.
            Прежде всего новое положение не устроило управление Сестрорецкого оружейного завода, лишающего не только даровой рабочей силы, но и главных лесных угодий волости Кивеннапа - Линдуловских лесов. Это обстоятельство породило в умах российских хозяев идею отделения волости Кивеннапа от автономной Финляндии и присоединения этой волости к Санкт-Петербургской губернии. Против такой передачи немедленно выступили все жители этой волости, направив в столицу делегацию с прошением оставить волость в составе Финляндии, но решения по этому вопросу принять все же не успели, потому что в 1825 году скончался Александр I и дело отодвинулось на задний план.
            Уже через год новый российский монарх Николай I издал манифест, по которому все донационные земли были объявлены собственностью русских господ. Коренные жители получили возможность в 10-ти летний срок заключить со своими хозяевами договора аренды, либо оставить эти земли навсегда. После такого решения вопрос об отделении Кивеннапы был снят.Когда в 1812 году Карельский перешеек воссоединили с остальной Финляндией, тогдашний выборгский губернатор Карл Штернваль высказал идею о выкупе донационных земель у русских владельцев, с тем чтобы потом финские крестьяне смогли постепенно выкупить их уже у финского государства. На то время среди русских помещиков имелись желающие продать свои земли, к такому решению также склонялся и царь Александр I.
            Но у Финляндии не нашлось тогда на это достаточно денежных средств. В 1863 году финляндский сейм принял решение взять ссуду в миллион марок для выкупа донационных земель, но окончательно это решение вступило в силу лишь в 1867 году. Государство же предоставило возможность финским крестьянам выкупать эти земли в собственность в течении 39 лет. Средства, которые уплатило финляндское государство русским владельцам и их предшественникам, получившим в свое время эти земли даром, были весьма обременительны для экономики Финляндии. Эта цена, выплаченная крестьянами за принадлежавшую им прежде и отбираемую затем от них кусок за куском землю, привела к упадку сельского хозяйства на Карельском перешейке.
            Экономическое развитие региона во второй половине XIX века находилось почти на том уровне, что и в предыдущем столетии. Скотоводство было на столь низком уровне развития, что "едва ли можно говорить о нем как об отрасли сельского хозяйства" - высказался тогда губернатор Штернваль о животноводстве всей Выборгской губернии по состоянию на первую половину XIX века. Сено не обрабатывали, а лишь собирали с естественных лугов, пойм рек, полян, прибрежных тростников. Ресурсы молочного хозяйства оставляли желать лучшего: коровники были маленькими и темными, молоко очищали процеживанием через можжевеловые ветки, за коровами не было надлежащего ухода. Гораздо лучше содержали лошадей. Их кормили сеном, в то время как коровам давали лиственный корм и четверть сена. Поголовье скота было невелико, к тому же лесные хищники постоянно уменьшали его. Ведь отстрел хищного зверя был повсеместно запрещен, как и самовольная рубка деревьев. Волки и медведи чувствовали себя в полной безопасности, забираясь порой даже в коровники. Между тем в 1840-х годах добычей лесных хищников стало так много детей, что сам генерал-губернатор вмешался и организовал в волости Кивеннапа травлю волков с помощью роты литовских стрелков. Вознаграждение за каждого убитого зверя возросло и постепенно хищники стали исчезать.Однако и после воссоединения Старой Финляндии (т.е. Выборгской губернии) с остальной частью Великого княжества русские помещики-землевладельцы продолжали сохранять за собой свои поместья. Дабы хоть как-то смягчить положение крестьян донационных имений с целью предотвращения массового недовольства, царь Николай I, преемник Александра I, подписал изданный Сенатом указ (25 ноября 1826 года), согласно которому все крестьяне донационных имений становились арендаторами своих наделов, земля которых оставалась в собственности помещиков. После официально объявленной в 1861 г. отмены крепостного права в России вновь открытый в 1863 г. после длительного перерыва финляндский Сейм начинает проводить слушания по вопросу о принадлежности донационных земель, причем этот вопрос был выделен в разряд наиважнейших. Было принято решение произвести выкуп этих земель в собственность финляндского автономного государства. Это важное мероприятие, проводившееся в целях освобождения финских земледельцев от кабалы, в которой они находились со времен петровских завоеваний, было в основном завершено к концу XIX века. Банк автономного княжества выделил на эти цели более 17 млн. марок. Из этой суммы на возвращение в наследственную собственность крестьян Муолаа арендованных ими у помещиков земель было потрачено более 2 миллионов.
            Память о годах жизни на своей земле под властью помещичьего произвола, когда все время существовала угроза принудительного выселения и приходилось всячески угождать господам и их управляющим, передавалась крестьянами от поколения к поколению. В знак признательности к трудам и упорству тех, кто, несмотря на господский гнет, распахивал поля, выращивал урожаи, строил дома и создавал условия для жизни будущих поколений свободных земледельцев в свободной стране, благодарные потомки в 1936 - 1937 годах установили в четырех волостях Карельского перешейка - Пюхяярви, Саккола, Метсяпиртти и Валкъярви - величественные монументы, сложенные - что само по себе символично - из собранных с окрестных полей камней. Чертежи памятников готовил известный в те годы финский художник и писатель Аарно Каримо. Церемонии открытия проходили в торжественной обстановке, ораторы произносили возвышенные патриотические речи, выставлялся почетный воинский караул. На металлическом барельефе (все 4 памятника были практически однотипными) была символически изображена трудолюбивая крестьянская семья - основа материального благополучия края.
            Главной достопримечательностью была построенная уже упоминавшимся выше Александром Масалиным красивая, с колоннами и башенкой, усадьба имения. В этой усадьбе бывала в детские годы известная соратница В. И. Ленина Александра Михайловна Коллонтай, внучка А. Масалина. Усадьба была окружена пышным парком с очень старыми деревьями, среди которых были древние дубы, ясени и другие благородные древесные породы. Со временем - после освобождения крестьян от крепостной зависимости и выкупа их земель финляндским государством с передачей им в собственность - за усадьбой осталась только небольшая часть угодий с парком, которые в 1918 году приобрел земледелец Матти Саволайнен, а в середине 30-х годов усадьба с участком площадью 8 гектаров перешла в собственность Земледельческого общества Выборгской губернии, и в здании по инициативе нескольких земледельческих и просветительских организаций был создан Музей истории донационных земель и помещичьего землевладения на Карельском перешейке. Этот музей просуществовал до Зимней войны, а затем, когда Карельский перешеек полностью перешел к СССР, в этом здании через некоторое время был устроен летний пионерский лагерь, который в конце 1990-х годов был закрыт и фактически заброшен. В настоящее время территория его представляет собой удручающее зрелище: полтора десятка строений, возведенных в разные периоды времени, порушены и разграблены, та же судьба постигла и главное здание бывшего имения.
            Кроме того, в дореволюционный период крупной дачевладелицей в Иля-Куусаа значилась, по данным Выборгского архива, "жена полковника Евгения Константиновна Корнбут-Дашкевич".
            Памятник крестьянам донационных земель был установлен в парке при школе домохозяек в Петяярви в 1936 году. Школа домохозяек располагалась в бывшем помещичьем имении в приходе Саккола. Этим памятником жители прихода почтили память своих отцов и дедов, на долю которых выпали страдания и горе, причиненные им русскими помещиками в период крепостничества. Памятник сложен из камней, которые собрали жители каждой деревни прихода с бывших помещичьих полей и принесли к месту его сооружения. Спроектировал памятник Аарно Каримо. На лицевой стене памятника в неглубокой нише был установлен барельеф с изображением сценки из крестьянской жизни. Под барельефом находилась бронзовая доска с текстом:

Триста лет
угроз, притеснений, изгнаний и смерти не смогли
сломить духа крестьян донационных земель
приходов Саккола и Рауту,
оказавшихся под крепостным гнетом чужаков.
Они боролись за лучшее будущее для своих потомков.
Свободно живущие на этих землях потомки
в 1936 г. воздвигли из камней, собранных с полей своих предков,
памятник в их честь.

Над каменной башней был установлен стеклянный фонарь, пламя которого было видно издалека. Место, где стоял памятник, традиционно предназначалось для проведения народных праздников.

_______________________________
* Мантал - система налогообложения, установленная еще в средние века. Крестьяне платили налоги по показателю, установленному для дворохозяина (шв. "mantal" - "цифра, число крестьянина"). Преуспевающий крестьянин считался полнохозяйственным. Крестьяне победнее, то есть арендаторы и торпари, которые не в состоянии были нести бремя налогов, которыми облагались полнохозяйственные крестьяне, считались половинными, четвертичными и восьмеричными крестьянами. В таком же значение применялся и индекс хозяйства: полное, половинное, четвертичное и т. д. В этом смысле принято было говорить о целом, половинном, четвертичном и т. д. мантале.

Библиография

В статье использованы переводы из финских приходских книг по истории волостей Рауту и Муолаа.
Переводчики: Евгений Балашов, Дмитрий Орехов и Дмитрий Шитов